Нет, нет, это слишком страшно, это невыносимо — даже думать о таком, и потому надо заканчивать эту историю, так удивительно походившую до сегодняшнего дня на сказку. Надо уехать прежде, чем этот дом прорастет в нее своими корнями, опутает теплой сетью, подчинит своей воле — потому что после этого останется только головой в омут.
Надо набраться смелости, мужества, гордости, надо стать разумной и воспитанной, надо сделать все так, чтобы хоть на некоторое время у окружающих сохранились о ней приятные воспоминания.
Она уедет сегодня же. Нет, завтра. Не сбежит, как девчонка, — попрощается с достоинством и искренней благодарностью за дни счастья. Особенно — с Дэвидом. С человеком, который открыл для нее бесконечный и прекрасный мир чувственной любви.
И жизнь постепенно наладится, войдет в свою колею, возможно даже — чем черт не шутит? — она вновь почувствует интерес к судьбе безударных фонем в финно-угорских языках, ведь лежит же где-то до сих пор ее недописанная работа на эту тему?..
Боль, пронзившая сердце, была настолько сильной, что она задохнулась и прислонилась к стене. На одно мгновение представился Грейс мир, в котором нет Дэвида Стила, — и показалось, что жизнь закончилась.
Она любила его, любила всей душой, еще не вполне понимая это, зная пока только одно: без этого мужчины ей никак невозможно смеяться, дышать, жить.
И все же она это сделает. Сделает — пока не поздно.
Вечером в библиотеке Грейс была непривычно молчалива, задумчива — и обворожительно красива. Дэвид не мог отвести от нее глаз.
Темно-синее платье облегало точеную фигурку, словно перчатка руку, и придавало еще более яркий блеск сапфировым глазам. Черные локоны буйной волной разливались по плечам, падали на грудь, и огонь в камине подсвечивал их, создавая вокруг прелестной головки золотой ореол. Дэвид молчал, не в силах справиться с душившим его счастьем. Впервые за много лет — да что там, за всю жизнь! — он был безоговорочно счастлив, горд, уверен в себе, и все это потому, что черноволосая колдунья Грейси вошла в его жизнь…
Он очнулся и мягко улыбнулся девушке, с тайным вожделением провел кончиками пальцев по ее обнаженному плечу, предвкушая, как через несколько мгновений опять почувствует вкус ее губ и жар тела. Однако что-то шло не так.
Она осталась безучастна и немного отстранена, словно думала о чем-то своем, далеком и ему недоступном. Дэвид решил растормошить ее.
— Моя прекрасная и неприступная леди, позволено ли мне будет спросить, чем я прогневал мою королеву?
— Что ты, вовсе нет.
— Как же нет, когда да! Ты явно чем-то озабочена и печальна сверх меры.
— Я задумалась. Прости.
— Вот как? Надеюсь, мысли твои шли в правильном направлении?
— Думаю… да.
— Значит, обо мне.
Она чуть улыбнулась, но губы ее побелели.
— В каком-то смысле. Я думала о том, что сказки — это лучший из всех жанров человеческого творчества.
— Сказки? А, ну да, конечно. Валлийская волшебница и сама — сказка.
— Нет, я о другом. Просто мне вдруг показалось, что все эти истории про Синдереллу, Белоснежку и прочих — чистая правда.
— Ты похожа на Белоснежку. Только та все пела и плясала, даже когда посуду гномам мыла, а ты грустишь.
— Это просто задумчивость. Перед дальней дорогой.
— Перед дорогой? Не понимаю. А! Наверное, Кларисса подбила тебя съездить завтра в Тонбридж. Там очень красиво. Кларисса обожает тамошний монастырь. Его, кстати, строил один из Стилов. Ну не сам, конечно…
— Я уезжаю в Лондон.
Дэвиду показалось, что наступившая тишина зазвенела, словно пресловутый и никем не виданный кимвал звенящий. Он осторожно поставил на каминную полку хрустальный фужер с шампанским, боясь его расплескать.
Что-то случилось. Что-то с ее мамой? С Кларой? Нет, нет, она бы сразу сказала. Значит, это он виноват, идиот несчастный! Задел ее чем-то, расстроил, обидел.
— Прости, пожалуйста, но я не понял — зачем ты едешь в Лондон?
— Я там живу.
— Грейси, я сегодня туговато соображаю. Мне казалось, ты живешь здесь…
— Я загостилась. Слишком долго тут прожила.
— Тебе… надоело?
— Разумеется, нет! Но ведь ты уже вернулся из своей поездки, а приглядывать за Клариссой нужно было только тогда. Что же до секретарства… Клариссе мои услуги так и не понадобились, да это и к лучшему, потому что секретарша из меня аховая, это я теперь уж точно знаю, так что пора браться за ум и искать нормальную работу.
— Грейс, я сейчас в обморок упаду, хотя у меня совершенно нет опыта в подобных делах. Зачем тебе искать работу? Ты работаешь в «Стиллберд Компани», если уж на то пошло.
— Полагаю, что уже нет.
— Я не подпишу заявление!
— Дэвид, пожалуйста…
— Нет уж, это ты — пожалуйста! Объясни — ПОЖАЛУЙСТА! — что это за дикая блажь, с чего этот внезапный отъезд и откуда это перекошенное, прости за выражение, личико обиженного ребенка?! Почему ты решила уехать?
Грейс резко развернулась к Дэвиду и уставилась прямо на него. Счастье, что он так высок и приходится задирать голову, думала она, с ужасом чувствуя, как слезы набухают горячими волнами, уже текут из глаз…
— Дэвид… Я была здесь счастлива. Так счастлива, как, возможно, уже не буду никогда. Но сказки вечно не длятся. Они должны заканчиваться. Алиса говорила, что если сказку долго тянуть, то она может лопнуть. Я не хочу, чтобы она лопалась. Я увезу ее в своем сердце, и она будет согревать меня…
— Откуда ты нахваталась этой романтической бредятины? Из любовных романов? Стыдись, Грейс Колмен, ты же филолог! Самая прекрасная сказка — это наша жизнь, и я намереваюсь приложить все силы к тому, чтобы она была ОЧЕНЬ долгой и счастливой…